Светлана Веселова - Город: от карты к шагам
Нежные мадонны с миндалевидными глазами и кроткие мученики за веру, уходящие в свет золотого фона. Образы города возникают в живописи как образы прибежища, своды залов городских палаццо, на которых изображены каменные дома, дворцы и жители всех сословий включают Сиену в порядок града небесного. Те, кто ходили по улицам Сиены, также видели на фресках ее образы, которые скорее осеняли благодатью, чем подавляют величием. Жизнь города была абстрагирована в образах живописи, которые показывали ценности отличные от ценностей, поставленных в центр ренессансной парадигмы. Тем не менее они не мешали сиенцам ощущать себя центром, собранного по их образу мыслить и жить мироздания. В отличие от Флоренции, разработавшей принцип прямой перспективы, нацеленной на схватывание и изображение внешних явлений и овладение миром видимым, Сиена устремлена к внутренней сути мира и человека в нем. Флоренция через театральные эффекты Джотто пытается уверить нас в сверхвидимом и наделяет все важное этим статусом. Сиена верит лишь в то, чего нельзя увидеть. Бог, любовь, жизнь мистериальны и непрезентабельны.
Амброджо Лоренцетти. Плоды доброго правления. Фреска. 1337—1339. Палаццо Пубблико, Сиена.
Мир Сиены уже на закате своего величия дал человечеству аскета, подвижника церкви, мистика – Екатерину Сиенскую. Екатерина описывала свои видения в мистическом сочинении «Диалоги о Провидении Божьем». Она сделала тему «мистического брака», (на которую ссылается Умберто Эко в романе «Имя Розы»), признанной и распространенной в католической иконографии. Из Сиены начинают распространяться представления о «мистическом браке» Христа со святыми, постепенно ставшие общепринятыми в католической иконографии, первое из которых «Мистический брак Катерины» датируется 1340 —ми годами и принадлежит перу Барна да Сиена.
Центральная площадь Сиены так и осталась называться Кампо, (буквально, поле для выпаса скота), образует причудливую вогнутость в сердце города, которая подобно раковине с моллюском наращивала себя до великолепного града. Что может быть еще в центре мистического града как не пустота, символизирующая в вертикальном измерении неизведанное, избыточное, потустороннее, в горизонтальном – втягивающая в свою орбиту талантливых проходимцев, давая возможность пришельцу превратиться в горожанина. Постепенно вокруг Кампо выстроились Капелла ди Пьяцца, Палаццо Пикколомини, Палаццо Публико, тюрьма, Зал Большого Совета. Глядя на фрески Палаццо Публико, изображающие Аллегории Хорошего и Плохого правительства кисти Амброджо Лоренцетти, я задаю себе вопрос: хотели ли сенцы соревноваться с Флоренцией в ее достижениях в области прямой перспективы, соположения вещей мира в качестве объектов по отношению к утверждающему себя в центре мира субъекту, хотели ли сиенцы превратить свою жизнь из мистерии в представление?
Генуя – воображаемая точка в море
Генуя – город мечты. Ощущение от Генуи подобны ощущениям человека, стоящего на корабле, готового поднять якорь, паруса которого уже надувает ветер.
Удивительный город, где район бедных и район мигрантов сосредоточен в историческом центре, периферия же, напротив, населена богатыми людьми, хорошо спланирована и избавлена от скученности и грязи, характерных для арабских кварталов центра. Возможно, этому послужила вытянутость города вдоль моря, которое само по себе являлось центром (ловля рыбы, торговые суда, морские путина). Так море, центрирующее на себя берег, оттеснило традиционное разделение суши: районы богатых в центре, бедных – на периферии. Центр Генуи – не в городе, он в море, а еще точнее, в воображаемой точке чаямых, но еще не открытых земель. Генуя похожа на Лиссабон, город также не имеющий единого центра, не подпадающий разделению центр-периферия. Лиссабон жил в ожидании присоединения еще не открытого, но принадлежащего по праву этому народу мореплавателей, покорителей мира пространства. Оттого центр его в море, и весь он раскинут вокруг этого центра, убегающего за горизонт.
Генуя как и Лиссабон – город мечтателей. Здесь энергетикой мечты заряжено все. Город устремлен не внутрь себя – в кварталы наиболее дорогих доходных домов, нет – он устремлен в море – подвижную стихию, которая вплоть до XVII века была подобна космосу, скрывающему мириады не открытых планет-новых земель. Несмотря на то, что Генуя выросла и укрепилась как город промышленного производства (например, название материи джинс происходит от названия города, ибо здесь производили и назвали так ткань для парусов), она обращена не в превращение городских пространств в капитал, она устремлена горизонту возможного. Сколько историй побед и крушений хранят в себе волны?
Двое, изменившие наше представление о соотношении реального и возможного родились в Генуе. Души и воли Колумба и Паганини, опрокинувших границы возможного, были вылеплены этими немыслимо узкими и грязными, однако уходящими в свет и бесконечность моря, улицами. Каждому отчаявшемуся Генуя дарит надежду и окрыляет разлитой здесь мечтой. Ведь здесь, где бы ты ни был, можно пойти еще куда-то.
Бродя по улочкам Генуи, ты становишься частью этого общего драйва за линию горизонта – здесь нет желаний, которые не могли бы осуществиться. Здесь, даже не имея ничего, ты располагаешь всем тем, чего у тебя нет, и живешь среди желаний стать – стать легендой музыки из бедняка с улицы Черной кошки, стать открывателем нового континента, ютясь в малюсеньком домике примостившемуся у самой городской стены. Эта карта неуемных желаний продуцировала и формировала облик Генуи. Не она ли создала Колумба и Паганини? Быть может в этом тайна того, что бедные районы здесь занимают центр? Здесь с небывалой силой сгущались мечты о далеких портах, заморских товарах, неизвестных землях, немыслимых музыкальных пассажах, о тавернах, застланных дымом и запахом рома, об освещенных окнах, в каждом из которых виднеется фрагмент, который воображение виртуозно достраивает до объекта неземного счастья…
Бродя по улочкам Генуи, ты становишься частью этого общего драйва за линию горизонта – здесь нет желаний, которые не могли бы осуществиться. Здесь, даже не имея ничего, ты располагаешь всем тем, чего у тебя нет, и живешь среди желаний стать – стать легендой из бедняка с улицы Черной кошки, стать открывателем нового континента, ютясь в малюсеньком домике примостившемуся у самой городской стены. Именно эта карта неуемных желаний продуцировала и формировала облик Генуи. Не она ли создала Колумба и Паганини? Быть может в этом тайна того, что бедные районы здесь занимают центр? Здесь с небывалой силой сгущались мечты о далеких портах, заморских товарах, неизвестных землях, немыслимых музыкальных пассажах, о тавернах, застланных дымом и запахом рома, об освещенных окнах, в каждом из которых виднеется фрагмент, который воображение виртуозно достраивает до объекта неземного счастья…
Шаги в восточном направлении от Генуи по Corso Italia приведут Вас в бывшую рыбацкую деревню Bocadasse, которая сейчас уже стала районом города. Если Вам не охота прошагать всю Геную по великолепной набережной, то воспользуйтесь автобусм N31 от привокзальной площади в центре Генуи. Бокадессе встретит Вас маленькой церковью, от площадки которой уходит вниз крутая улочка, по ней спуститесь на набережную Бокадессе. Это один из романтичных уголков города с разноцветными домиками вокруг бухты, террасами, взбирающимися на гору, с мощеными узкими улочками и миниатюрными двориками, сохраняющими старинную атмосферу. Вдалеке на востоке Вы в дымке возвышается гора Портофино, за которой расположились знаменитые курорты Рапалло, Санта Маргарита Лигуре и Портофино. О пеших и паломнических маршрутах по древним дорогамв этом регионе скал, лесов, горных хижин и монастырей справьтесь в нашем Клубе Практической Культурологии nune-art.wix.com/art-locus-transit. В Нерви, (четыре остановки на электричке в восточном направлении от Генуи), можно пройти по Passagiata Anita Garibaldi высоко вдоль волн, разбивающихся о черные скалы. От привокзальной площади начинается пальмовая аллея, справа от нее можно зайти в старинные английские парки и бывшие загородные виллы аристократических фамилий Гримальди и Серра.
Вентимилья – слепые улицы
«Слепые улицы» появляются в период «темных веков». Средневековье, его промежуточность обозначена уже в названии: уже не Античность, но еще не ее репрезентация в эпоху Возрождения. Переход, крытый, стиснутый между кривых, проложенных с перепадом высот улиц, над которыми громоздятся, буквально слепленные подобно гнездам ласточек надстройки. Они перегораживают свет и, проходя у подножий домов под ними, возникает ощущение, что ты оказался на дне чье-то жизни, в самом ее истоке, там, где только рождаются побуждения к словам, мыслям и действиям. Оцепенение обрывается, доносящимися криками, запахами и жаром печей, брызгающими каплями сдуваемыми загнанным в щель ветром с белья, развешанного на веревках, как будто связывающих горожан тайными узами, возвращая меня ко всем пяти чувствам.
